Ему приснилось, что он куда-то спешил, как вдруг услышал позади чьи-то шаги. Обернулся, но в темноте не увидел лица, лишь седую бороду до ключиц и вышитое на рубашке колесо.
— Что тебе надо, старик?
— Не горюй, — отвечает ему человек, — не бывает разлук, а смерть — это дверь. Мы все одни и те же души на этой земле, только меняем вид. Ты ещё найдёшь того, кого потерял, если не сейчас, то потом.
— Я должен идти.
Мужчина проснулся, откашлялся, заморгал в темноту.
— Я должен идти, — повторил он уже наяву.
Жена погладила его по затылку и прошептала:
— Спи.
— Я должен идти.
— Хватит туда ходить.
Она встала, подошла к люльке, посмотрела на спящего малыша. Её муж слез с печи.
— Ложись, — едва слышно произнесла она.
Он покачал головой и заправил штаны в сапоги. Женщина вздохнула и вышла в сени, достала с полки замотанный в полотенце хлеб, отрезала кусок и обвернула его платком. Принесла из погреба моркови, налила во фляжку воды.
— Вот, возьми, — сказала мужу, когда тот появился в сенях.
Он приложился губами к её лбу. Знал, что ей тоже приходилось терять, только женщине легче переносить боль — так сама природа защищает её.
Мужчина шагнул в пахучее утро, в настоянную веками тишину. В палисаднике качались головки мака на тонких стеблях, в лесу за речкой ухнула сова, в крайнем хозяйстве залаял пёс. Мужчина вошёл в хлев, посмотрел на уздечку и на седло. Постоял. Руки ослабли, а в груди словно образовался провал, невыносимая, жгучая пустота.
— Мефодий, — тихо позвал он, сам не зная зачем.
В саду затрещал сверчок. Мужчина утёр лицо рукавом, набрал охапку сена и связал его. Взвалил сноп на плечо и зашагал под холодными звёздами, под ледяной луной. Спина сгибалась от тяжести ноши, но сердцу было легко.
Наконец вдали забелел колхоз с загоном для лошадей. Мефодий почуял хозяина издалека. Он топал копытом, фыркал в темноту, а когда мужчина подошёл к нему — замолчал.
— Ну как ты, дружок?
Конь уткнул морду в плечо человека и застыл.
— Я тут принёс тебе…
Мужчина достал из кармана морковку. Мефодий понюхал её, но голову отвернул.
— Ну что ты? Это же они тебя увели. Ешь.
Конь мягкими губами взял морковку с хозяйской руки.
— Одни кости остались. Совсем вас не кормят здесь?
Мефодий смотрел на мужчину из темноты. Тот развязал верёвку, перекинул сено через ограду, а сам принялся есть завёрнутый женой хлеб.
К Мефодию подошли другие кони, которых тоже забрали со своих дворов. Острожно потянули головы к сухой траве.
— Здравствуй, Черныш, — сказал мужчина соседскому коню. — Тощий стал. Хозяин бы не узнал тебя. Ты не стесняйся, ешь. Завтра сделаю две ходки и всем еды принесу. А то вас голодом уморят здесь.
Мужчина огляделся, перелез через колхозный забор. Разломал оставшиеся морковки на куски, чтобы досталось всем. Погладил своего Мефодия по костлявой спине, по месту, куда восемь лет крепил седло. Пальцами расчесал гриву, прижался щекой к тёплой морде, поцеловал в узкий лоб.
Тихо ушёл, пока животные доедали траву. Шагал без снопа, карманы куртки не отвисали под тяжестью овощей, только двигался медленней, а спина гнулась к земле. То и дело оглядывался на колхоз и вслушивался в тишину. Но конь молчал, а сторож по-прежнему спал крепким коммунистическим сном.
— Ну как там Мефодий? — спросила дома жена.
Младенец чмокал, присосавшись к её груди. Мужчина сел рядом, тронул нос малыша и вздохнул.
— Завтра тоже пойдёшь? — снова заговорила она.
— Пойду.
— Каждый день будешь ходить?
— Да. Осталось немного дней.
Она положила голову ему на плечо.
— Мефодий вернётся к тебе кем-то ещё, — прошептала жена, словно всё ещё длился его странный утренний сон.
— Что тебе надо, старик?
— Не горюй, — отвечает ему человек, — не бывает разлук, а смерть — это дверь. Мы все одни и те же души на этой земле, только меняем вид. Ты ещё найдёшь того, кого потерял, если не сейчас, то потом.
— Я должен идти.
Мужчина проснулся, откашлялся, заморгал в темноту.
— Я должен идти, — повторил он уже наяву.
Жена погладила его по затылку и прошептала:
— Спи.
— Я должен идти.
— Хватит туда ходить.
Она встала, подошла к люльке, посмотрела на спящего малыша. Её муж слез с печи.
— Ложись, — едва слышно произнесла она.
Он покачал головой и заправил штаны в сапоги. Женщина вздохнула и вышла в сени, достала с полки замотанный в полотенце хлеб, отрезала кусок и обвернула его платком. Принесла из погреба моркови, налила во фляжку воды.
— Вот, возьми, — сказала мужу, когда тот появился в сенях.
Он приложился губами к её лбу. Знал, что ей тоже приходилось терять, только женщине легче переносить боль — так сама природа защищает её.
Мужчина шагнул в пахучее утро, в настоянную веками тишину. В палисаднике качались головки мака на тонких стеблях, в лесу за речкой ухнула сова, в крайнем хозяйстве залаял пёс. Мужчина вошёл в хлев, посмотрел на уздечку и на седло. Постоял. Руки ослабли, а в груди словно образовался провал, невыносимая, жгучая пустота.
— Мефодий, — тихо позвал он, сам не зная зачем.
В саду затрещал сверчок. Мужчина утёр лицо рукавом, набрал охапку сена и связал его. Взвалил сноп на плечо и зашагал под холодными звёздами, под ледяной луной. Спина сгибалась от тяжести ноши, но сердцу было легко.
Наконец вдали забелел колхоз с загоном для лошадей. Мефодий почуял хозяина издалека. Он топал копытом, фыркал в темноту, а когда мужчина подошёл к нему — замолчал.
— Ну как ты, дружок?
Конь уткнул морду в плечо человека и застыл.
— Я тут принёс тебе…
Мужчина достал из кармана морковку. Мефодий понюхал её, но голову отвернул.
— Ну что ты? Это же они тебя увели. Ешь.
Конь мягкими губами взял морковку с хозяйской руки.
— Одни кости остались. Совсем вас не кормят здесь?
Мефодий смотрел на мужчину из темноты. Тот развязал верёвку, перекинул сено через ограду, а сам принялся есть завёрнутый женой хлеб.
К Мефодию подошли другие кони, которых тоже забрали со своих дворов. Острожно потянули головы к сухой траве.
— Здравствуй, Черныш, — сказал мужчина соседскому коню. — Тощий стал. Хозяин бы не узнал тебя. Ты не стесняйся, ешь. Завтра сделаю две ходки и всем еды принесу. А то вас голодом уморят здесь.
Мужчина огляделся, перелез через колхозный забор. Разломал оставшиеся морковки на куски, чтобы досталось всем. Погладил своего Мефодия по костлявой спине, по месту, куда восемь лет крепил седло. Пальцами расчесал гриву, прижался щекой к тёплой морде, поцеловал в узкий лоб.
Тихо ушёл, пока животные доедали траву. Шагал без снопа, карманы куртки не отвисали под тяжестью овощей, только двигался медленней, а спина гнулась к земле. То и дело оглядывался на колхоз и вслушивался в тишину. Но конь молчал, а сторож по-прежнему спал крепким коммунистическим сном.
— Ну как там Мефодий? — спросила дома жена.
Младенец чмокал, присосавшись к её груди. Мужчина сел рядом, тронул нос малыша и вздохнул.
— Завтра тоже пойдёшь? — снова заговорила она.
— Пойду.
— Каждый день будешь ходить?
— Да. Осталось немного дней.
Она положила голову ему на плечо.
— Мефодий вернётся к тебе кем-то ещё, — прошептала жена, словно всё ещё длился его странный утренний сон.
Вы прочитали историю из книги "Авантюрин".