Однажды в Мексике мне пришлось спасаться от урагана. Поток машин с побережья к центру страны растянулся на десятки километров, я была в одной из них. Вдруг заметила, как по пустой встречной несётся машина. Кто-то ехал в бурю. Я «залипла» на несколько минут: кто эти люди? Чего им там надо? Почему полиция и спасатели пустили их туда? Посыпались предположения. Из них получился рассказ «В тишине к урагану», который можно прочитать в сборнике "Авантюрин".
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Живым и только до конца.
Борис Пастернак
Все дни мы проводили в гостиной. Мама и бабушка заполняли стол тарелками. Отец с утра пил текилу и целовал нас не переставая. За несколько дней до урагана он вернулся с севера с сумкой долларов и шрамом через всё лицо. Мы не отлипали от него, сидели рядом, дышали его запахом и слушали его рассказы. Но потом пришла Пилар и лёгким жестом с крыльца выманила меня из дома.
— Слышал про ураган?
— Да.
— Поехали.
— Куда?
— К нему.
— Там перекрыты дороги. Да и отец у меня… только что вернулся. Хоть говорит, что навсегда, но я его знаю: долго тут не вытерпит.
— Ты просто отвези меня. Теперь у тебя есть машина.
Глаза Пилар горели, пальцы подрагивали.
— Твоя мать сойдёт с ума, да и все мои, — пробормотал я.
— Только туда и обратно. Обещаю. Что смотришь так? Не повезёшь? Ночью пойду пешком, буду ловить попутки.
Она глядела на меня исподлобья тусклыми желтоватыми глазами. В деревне говорили, что она больна какой-то редкой болезнью. Пилар мне не признавалась, но с каждым днём становилась всё тоньше. Тем вечером на корнях тысячелетнего дерева она казалась уже совсем не отсюда. Рёбра проступали сквозь обтягивающую футболку, крестец торчал, как у голодной коровы. Разреженные ветками лучи предзакатного солнца омывали её серое лицо. Я понял, что отец ещё вернётся, а она уже нет.
Мы договорились на час ночи. Пилар пришла первой и спряталась в машине. Я ждал, пока родители перестанут шептаться. Когда отец захрапел, вытащил сумку с одеждой из-под кровати и написал на зеркале маминым карандашом для губ: «Буду через неделю».
Сердце упругим мячиком металось по грудной клетке и успокоилось, только когда мы выехали на трассу. Пилар прижалась к моему плечу холодной щекой, оплела мою руку своей, и всё тело её двигалось, когда я переключал скорости. Попросила помочь открыть ей окно, чтобы «чувствовать воздух». Когда остановились размять ноги, она сделала несколько шагов по щебёнке и наклонилась к мелким цветам у обочины. Слушая, как ветер в поле шелестит сухими скелетами прошлогодних трав, прошептала: «Как же здесь красиво». Потом забралась в машину, вытащила из рюкзака очередной свитер и натянула его на себя. А я не решался обнять её, хотя хотел этого так, что сводило зубы.
Утром мы пили сладкий кофе с булочками в придорожном ресторане. Все его посетители смотрели в телевизор, на фотографии со спутников: огромная воронка закручивалась над Тихим океаном и двигалась прямо на нас. Пилар загрустила, когда сказали, что ураган вот-вот коснётся земли.
— Поехали, — процедила она сквозь зубы и зажмурилась.
Весь день мы провели в дороге. Поток автомобилей вглубь страны густел с каждым километром. Машины жались друг к другу, сливались гудками и фарами, казались вагонами одного бесконечного поезда. Мы были единственными, кто ехал на побережье. Пилар смотрела в окно и уже совсем ничего не говорила, лишь иногда гладила меня по затылку невесомой рукой.
Несколько раз нас останавливала полиция, но стоило Пилар высунуть в окно бескровную мордашку, прошептать: «Бабушка» и ткнуть пальцем в сторону моря, полицейские, поколебавшись, всё же убирали перед нами оранжевый конус.
Вскоре по пути начали попадаться обглоданные ветром деревья и поваленные столбы. Машину качало, я впивался в руль пальцами и кусал губы. Были моменты слабости, когда хотелось вернуться в тугие объятия гор вокруг нашей деревни, но я всё также вёз Пилар к урагану.
Поток встречных машин иссяк. В целом штате не осталось ни души. Ветер комкал листы железа с чьих-то крыш, как газетные страницы. Проносились верёвки с бельём, пляжные зонтики, рекламные щиты.
Я остановил машину в туннеле.
— Смотри, — указал Пилар на черноту впереди.
— Давай подъедем чуть ближе. Хочу увидеть море, — произнесла она.
— Ближе нельзя, нас выбросит в поле.
— Хочу посмотреть, как волны разбиваются о берег. Пожалуйста.
— Нельзя, пойми же. Иначе туда и обратно не получится.
Она обняла меня за шею, притянула к себе, хмурого, поцеловала в висок. Я стал целовать её жадно, задрожал весь, как если бы ураган буйствовал внутри машины. Стекла запотели. Я закрыл глаза и представил её такой, как раньше: румяной, быстрой, похожей на пухлую шестипалую русалку с фасада нашей барочной церкви. Несмотря на болезнь, её кожа всё ещё пахла сахарным тростником. Поцелуи тоже были как в первый раз, когда мы в сумерках забрались в банановую рощу и она сказала:
— Больше всего я боюсь неуюта. Голых стен из серых блоков, куриц в доме, ящика из-под яблок вместо стола. Но я вытерплю и это. Не хочу, чтобы ты уехал.
Я пообещал, что никогда её не оставлю, как когда-то обещал отец моей маме.
Теперь, в сотнях километров от дома, мы лежали под колючим пледом на заднем сидении машины. Пилар грела ледяные ступни на моих икрах. Ветер стонал и обшаривал туннель. Я вдыхал запах её затылка, а то, что выдыхал, лишало стекла прозрачности. Потом исчезло всё, кроме воя ветра в туннеле, а затем пропал и он.
Когда я проснулся, всё вернулось на свои места, но Пилар не было. Не оказалась и рюкзака, только её резинка для волос на моих пальцах. Я посмотрел в лобовое стекло, затем в заднее: всё было заполнено дождём. Сверился с картой: до моря девять километров. Она, должно быть, уже там. Я немного посидел с закрытыми глазами. Наконец решился, развернул машину и поехал домой.
Когда закончился бензин, я упёрся лбом в руль и начал молиться. «Вот и всё, — думал я. — Вот и всё». Запястье давила резинка для волос с запахом Пилар. Я снял её с руки и зажал в зубах, как это делала она, когда собирала волосы в хвост, и заплакал.
Вдруг услышал полицейскую сирену. Высунулся в окно, чтобы разглядеть, почему они не приближаются. Плача, укрываясь от дождя курткой, побежал к ним и только тогда понял, что дорогу перегородил столб. Один из полицейских выскочил под дождь и замахал мне рукой. Я забрался в их «Форд». Челюсть дрожала так, что даже не мог отхлебнуть кофе из термоса. Видел четыре пары испуганных глаз под козырьками, слышал гул и шипение рации.
— Давай, дави в город. Бестия совсем близко.
— Уже, уже. Веток набросало, не развернуться.
— Эй, парень, ты был один? — кто-то обратился ко мне.
— Угу, — промычал я.
— Ну ты даёшь! Во даёт, а?
— Жми, Гонсалес, жми.
— Хочешь сам сесть за руль?
Я поцеловал резинку Пилар на запястье и закрыл глаза, а в голове звенело: «Как же здесь красиво».
Лишь одна из множества историй, которые останутся у вас в сердце.
Купите книгу, чтобы прочитать их все.
Воспользуйтесь промо-кодом AMOR для скидки.