Слово живое и мёртвое. Важное из любимой книги

Любимые цитаты из легендарной книги Норы Галь:

 

"Всякое иностранное слово можно, нужно и полезно заменить русским, а отглагольное существительное — глаголом".

 

"Слова яркие, нестандартные — те же самые ехидно, язвительно, едко — становятся редкостью, даже насмешку встретишь не часто: их вытесняет одна и та же ирония".


"Хорошо ли в задушевном разговоре: Я не могу это игнорировать? Не лучше ли: Не могу закрывать на это глаза?"


"Всячески избегать въедливых словечек, отсеивать их, как шелуху, не мешало бы каждому литератору. Заметить их и в крайнем случае предложить замену тому, кто сам не сразу её найдет, — долг каждого редактора. Заменять нужно, можно и не так уж трудно".


"У разговорной речи свои законы".


"Совсем иначе звучит каждое слово у литератора, наделенного подлинным слухом, душевным чутьем".


"Странно англичанину кого-то мерить на свой аршин".


“Нас постигла редкая удача” — не странное ли сочетание? Постигает неудача, беда, несчастье, а удаче сродни глагол менее мрачный: нам выпала…"


"Другая опасность: лжеидиомы. Неловкое сочетание слов вдруг напоминает, даже пародирует идиом, вносит в текст побочные, сбивающие с толку оттенки".


"Никому не под силу знать всё. Но можно и нужно проверять всё, что мало-мальски сомнительно, неясно".


"Неточное слово — это плохо. Но куда опасней — слово бестактное. Мы видели: оно может опошлить самые высокие понятия, самые искренние чувства".


"Флобер — едва ли не строжайший стилист во всей мировой литературе — говорил, что нет хороших и плохих слов. Все зависит от того, верно ли выбрано слово именно для этого случая. И самое хорошее слово становится плохим, если сказано не к месту".


"Всегда необходимо понять место каждой мелочи во всем повествовании. Видеть не только слово, фразу, штрих, но образ в целом, окраску всего события, находить ключ ко всему характеру. Чем сложнее образ, тем важнее передать во всех тонкостях и оттенках то зрительно, поэтически, психологически своеобычное, что в нем заключено. Не огрубить рисунок, не утратить черты живого облика, не упростить душевное движение".

 

"Даже очень хорошее слово, выразительный оборот подчас недопустимы по самым неожиданным причинам. Все зависит от того, в чьи уста они вложены, в какое окружение попали и какой образ рождают. Странно было бы в фантастическом рассказе о роботе, чье сходство с человеком весьма условно, сказать: он смотрит набычившись или молчит, будто воды в рот набрал".

 

"Избегать канцелярита — пустых, бессодержательных, мёртвых слов".

 

"Канцелярит — нагромождение существительных в косвенных падежах, чаще всего длинные цепи существительных в одном и том же падеже — родительном, так что уже нельзя понять, что к чему относится и о чём идёт речь".


"Всему предпочитать глагол".

 

"Русской речи деепричастия не очень свойственны, и причастными оборотами люди тоже говорят редко".


"Чем конкретнее слово, тем лучше, образней, убедительней текст".

 

"И всегда мы сливаемся с героем и автором, разделяем их ощущения, дышим в одном ритме. Пока стоишь с ними на мосту, неторопливая плавная фраза будто притормаживает и твой шаг, успокаивает и твое дыхание, и всматриваешься неспешно в каждую мелочь, потому что неспешно внимателен, приметлив взгляд автора — и переводчика. Но вот Ник взвалил на спину дорожный мешок, двинулся дальше — и фраза стала короткой, прерывистой, как прерывается дыхание от подъема с тяжестью в гору, и кажется, вместе с Ником ощущаешь этот груз, и начинают ныть все мускулы…
Но этот скрытый, потаенный лиризм едва уловим, лишь целомудренно запрятанным теплом пробивается он сквозь внешнюю сдержанность, так согласную с лесной и речной прохладой, объемлющей Ника".

 

"У каждого обитателя джунглей своя речь и своя повадка, и это безошибочно выражено".


"Все, что окружает Розмэри или увидено ее глазами, на первых порах под стать ей, все красиво и привлекательно: перед нами приятный уголок роскошного курорта, где красуется розовый отель. Пальмы — не буквально почтительные и охлаждают, а услужливо притеняют его пышущий жаром фасад. Даже об этом фасаде сказано почти как о девичьем здоровом румянце, ведь страницей дальше подчеркнуто: у Розмэри румянец природный — “это под самой кожей пульсировала кровь, нагнетаемая ударами молодого, крепкого сердца”. И зной еще не в тягость, поэтому в переводе хотя на солнце пекся автомобиль и солнце это беспощадное, все же Средиземное море понемногу отдает ему не буквально pigments, а свою синеву".


"Уходя, оставить свет –

Это больше, чем остаться".